– Громоздкий, – неодобрительно сказал он, – давно пора сконструировать противогаз покомпактнее и полегче… Видишь в правом нижнем углу наружной стенки кнопку? Это и есть клапан аварийной подачи кислорода, или предохранительный клапан. Кислород из баллона поступает через редуктор в дыхательный мешок, там повышается давление и, оберегая пожарного от баротравмы, то есть разрыва легочной ткани, предохранительный клапап автоматически стравливает избыток кислорода в атмосферу. Замечательная штука
– этот клапан. Тяжелая работа, задыхаешься – нажимай на него и получай добавочную порцию кислорода. Усвоила? А теперь представь себе такую сцену… Это уже было после «Несмеяны», когда мы пытались прорваться к киностудии. Там, если помнишь, Сергей Хорев устроил в одной комнатушке фильмотеку, навалил туда сотни две коробок с фильмами; пороешься в архиве – найдешь рапорт инспектора пожарного надзора об этом безобразии, написанный буквально за день до пожара. На редкость гнусная штука – нитроцоллюлозпая пленка, она не только горит как порох, но и выделяет при горении сильно токсичное вещество – синильную кислоту с содержанием циана. К счастью, от этой пленки уже отказались, нынче используют триацетатную, которая не выделяет ядовитых веществ. Так вот, с фильмотекой произошло то, что обязательно должно было произойти: когда до нее добрался огонь, металлические коробки раскалились, и пленка загорелась. И но просто загорелась, а со взрывом – каждая коробка взрывалась, все больше отравляя и так уже отравленную атмосферу. Я эту пленку гнусной назвал еще и потому, что выгорала она до конца, ни вода, ни пена ее не брали. Хлопок за хлопком – коробки взрываются, не подойдешь! На Большом Пожаре, .Ольга, более, мягко говоря, неприятного участка не было – из-за паров синильной кислоты, которая при повышенных концентрациях в воздухе может отравить тебя даже через кожу, никакой КИП не помогает: сильнейшая головная боль, тошнота, сердцебиение… А тут еще и температура создалась невыносимая… Словом, хлебнули мы с этой фильмотекой, пока не удалось открыть окна и сквозняком прогнать ядовитый дым. Кстати говоря, Деда уже со мной не было, после «Несмеяны» я сразу же отправил его в выставочный зал… Значит, такая была обстановка – не из легких, но работали ребята с полной самоотдачей, никаких претензий. И всетаки пресловутое шестое чувство нашептывало мне, что лейтенант Н., назовем его так, проявляет инициативу только для того, чтобы выйти из зоны задымления. Его Рагозин мне прислал с отделением на замену Деду… Что-то, думаю, странно как-то работают вновь прибывшие газодымозащитники, слишком уж самостоятельно, оглядываются, с моим Ваней советуются… Ну, конечно, нет лейтенанта! Улучил момент, пошел его искать, а при нормальном задымлении, Ольга, видны лишь контуры человека, трудно отличить одного от другого, но вот я высветил Н. фонарем и заметил, что руку он держит за спиной.
Он нажимал на аварийный клапан – выпускал из КИПа кислород! В полной тишине этот фокус бы ему не удался, так как кислород выходит с характерным шипеньем, и Н. рассчитывал, что в дыму и грохоте никто ничего не заметит и ни услышит. А выпустив кислород, он мог жестом показать мне на свой манометр, уйти на законном основании вниз, на перезарядку, а там, глядишь, можно и в медпункте на сердце пожаловаться, отлежаться до конца пожара…
А я только минутой назад отправил в медпункт двух настоящих ребят, одного обожженного, другого отравленного… Сдержался, приказал немедленно спуститься вниз и доложить полковнику Кожухову, что Чепурин отстраняет от работы – за трусость.
Теперь о том, почему я не назвал тебе его фамилии.
Честно и откровенно: в его падении во многом виноват и сам. Н. несколько раз приходил ко мне на прием, просил о переводе с боевой работы на профилактическую – по той причине, что в опасных ситуациях он теряется и чувствует себя очень скованно. А парень ростом чуть ли не с Лешу Рудакова, мощный как трактор, я и слушать его не хотел, в голову не приходило, что в этом геркулесовом теле прячется душа зайца… И свою вину я осознал. Конечно, Н. был наказан, но из пожарной охраны мы решили его не увольнять. Перевели, как он просил, в пожарный надзор и нисколько об этом не жалеем, там он оказался на месте – деловой, инициативный и растущий офицер… Ну, разрушил твою концепцию или только слегка расшатал? Ладно, давай займемся десятым этажом,
Еще о месте действия.
Любительской киностудии по замыслу тоже предназначались хоромы – целое крыло десятого этажа, а в конце концов, как и народному театру, достались три комнаты, считая лабораторию и небольшой просмотровый зал на два десятка кресел. Казалось бы, и за это спасибо, но киношники были оскорблены в лучших чувствах и вечно жаловались, что их недостаточно ценят и понимают. Вообще говоря, киношники – народ своеобразный, каждый мнит себя индивидуальностью, творческой личностью с только ей присущим взглядом на окружающую действительность: «Я эту сцену вижу так… Я, по большому человеческому счету, подсознательно чувствую… Я… я… я…» Я заметила, что никто столько не говорит о своем философском восприятии мира, сколько киношники, послушать их – сплошные Гегели; на мой взгляд, однако, философия их поверхностна и недорого стоит. Может, я и субъективна, но больше всего эгоцентристов встречала среди них; они мнят себя мыслителями глобального масштаба, хотя мысли у них довольно блеклые и банальные: Эйзенштейны, Пудовкины и Довженко рождаются так же редко, как Пушкины и Булгаковы. Во всяком случае, фильмов, которые потрясают зрителя и побуждают его всерьез задуматься, у нас до обидного мало.